Девять лет назад Инна Бабина присоединилась к команде пермяков-энтузиастов, мечтавших изменить мир детей к лучшему. Она взялась за создание историй о мальчишках и девчонках, которые нуждаются в помощи, и это творчество преобразилось в одно из ключевых направлений деятельности «Дедморозим». Сам фонд за эти годы стал крупнейшей в Пермском крае некоммерческой командой , в которой сейчас работают почти 90 человек.
Работать в «Дедморозим» я пришла 1 января 2014 года. На протяжении этих девяти лет каждый день убеждалась в том, что чудеса существуют, и творят их люди. Чудо рождается благодаря повседневным действиям неравнодушных людей, а не даруется как нечто сверхъестественное.
Вместе со мной в команде сотрудников тогда было пять человек, и мы работали в атмосфере стартапа в гараже. Пространства, в которых мы размещались, были не похожи на светлые просторные офисы. Тогда это реально была комната с кухней в деревянном бараке на улице Нытвенской, где все вопросы решались на расстоянии вытянутой руки.
Первое время я была координатором по пропаганде чудес. Общалась с журналистами, писала новости, выставляла их на сайт, совмещая это с учёбой и работой в Пермском университете. Ещё в школе мне стало интересно быть журналистом, и классная руководительница дала мне номер телефона главного редактора газеты «Соликамский рабочий» Марины Вагиной. Марина Николаевна собирала кружок юнкоров в моём родном городе и всегда интересовалась социальной повесткой. Она настраивала нас на то, что людям интересны истории других людей. Мы ходили в дом ребёнка, в дом престарелых, и, мне кажется, уже тогда какое-то зерно было заронено. И с точки зрения того, какие темы важны и достойны внимания, и с точки зрения того, как об этом рассказывать.
Из начала работы в «Дедморозим» ярче всех помню историю Данила Смирнова. Его мама пришла в фонд и рассказала, что парень лежит в больнице на ИВЛ, а мог бы при наличии специальной медицинской техники находиться дома. Мы стали изучать практику, советоваться с врачами, искать поставщиков оборудования и поняли, что таких детей, как Данил, немало. Что можно и нужно целую систему построить, чтобы никто в такой ситуации, как он и его мама, не оказывались.
Этот эпизод запомнился мне потому, что всё происходило очень близко. Вот на расстоянии вытянутой руки от моего стол директора Нади Ли. Вот к нему подсела мама Данила, и я правым ухом слышу её рассказ. Это особый момент ещё и потому, что немногие приходят говорить о своей ситуации с глазу на глаз. Большинство людей предпочитают звонить или писать о своих трудностях — так быстрее и морально проще. Позже выяснилась ещё масса деталей, которые оказались для меня чувствительными. Например, то, что у нас с Данилом небольшая разница в возрасте: мне тогда был 21 год, ему — 18. Я бывала у него в реанимации, и это тоже произвело на меня сильное впечатление. До того момента я вообще в больнице не лежала, а тут оказалась в комнате из кафеля. Посередине комнаты на кровати лежит человек, на груди у него стоит ноутбук на подставке, вокруг приборы, рядом мама. Ошеломительно.
Не помню, чтобы у нас была установка помочь только отдельной категории людей. Направления помощи формировались постепенно. Это происходило одновременно с пониманием того, где локализуются проблемы. Например, взять детский дом-интернат в Рудничном. Поначалу, возможно, ни у кого не вызывало удивления и вопросов, почему есть целые блоки милосердия, где дети лежат в кроватях, смотрят в потолок и ничего с ними особенно больше не происходит. Ну есть же такое отделение, значит, так надо, есть люди, которые лучше знают, как это должно быть устроено. Однако со временем, когда стала появляться насмотренность на то, что делают коллеги в России и за рубежом, начали возникать вопросы, почему такие же дети в других странах могут, например, путешествовать и на шезлонгах у бассейна сидеть, а у нас только в кроватях лежат.
Когда начинаешь докапываться до корня проблемы и понимать, что нужно для её решения, начинает выстраиваться команда. Сейчас в фонде почти 90 человек, но ровного распределения по направлениям работы — условно на каждое по 20 — нет. В проекте «Больше жизни», который напрямую занимается помощью детям с неизлечимыми заболеваниями, работает почти 40 человек. Я управляла командой, которая занимается продвижением и фандрайзингом, из 12-ти человек.
Идея создать отдел пропаганды и финансирования чудес принадлежала Диме Жебелеву. Оглядываясь назад, решение создать команду, которая сделает так, чтобы о возможности помогать узнало как можно больше людей, представляется совершенно логичным. В последние годы слово «пропаганда» приобрело негативный оттенок, и мы думали о том, чтобы переименовать отдел. Но по факту то, чем мы занимаемся, действительно является пропагандой. Мы выстроили систему работы, направленную на донесение до людей определённой точки зрения и на то, чтобы сделать её частью повседневной жизни. Это ровно то, к чему мы стремились: чтобы помощь, совершение чуда было не чем-то супермега исключительным, а было чем-то, что составляет жизнь любого человека. Каждый, конечно, вкладывает свой смысл в понятие «чудо». Люди склонны считать чудом, что незнакомцы откликаются на их горе и решают их поддержать. Есть те, для кого чудом становится участие в добром деле, ощущение себя полезным для кого-то. Для команды пропаганды чудо — дать одним людям возможность получить поддержку, а другим — оказать её. Когда происходит такая встреча, значит, работа отдела пропаганды выполнена хорошо.
Когда отдел только появился, фонд, как правило, публично вёл историю одного ребёнка, и я со всеми подопечными лично знакомилась, встречалась, общалась. Сейчас количество историй в год доходит до 500, и команда пропаганды чудес не знает в лицо всех людей, которым «Дедморозим» помогает. Объёмы коммуникаций, в целом, стали больше, появились новые направления, над которыми важно работать. Взаимодействие с волонтёрами — это тоже про коммуникации. HR — то есть найм специалистов и поддержка их внутри команды — тоже коммуникации.
Несмотря на все изменения, содержание моей работы из-за этого не поменялось. Все мои дни последнее время представляли собой караван встреч. Это общение позволяло мне в режиме реального времени наблюдать как шаг за шагом складывается какой-то рабочий процесс, и как люди меняются буквально на глазах. Казалось бы, все просто делают свою обычную работу: составляют договоры, подписывают документы, проводят мероприятия и так далее. Но я знаю, что за этой рутиной скрывается колоссальная внутренняя работа — поисков силы и смелости, слов поддержки, принятия решений и ответственности. И это не перестаёт меня восхищать.
Для меня роль «Дедморозим» невозможно свести к одному определению. По многим вопросам фонд выступает как носитель уникальных для Пермского края знаний. Для кого-то является помощником в решении вполне конкретных проблем. Для кого-то представляет собой место профессиональной реализации. Всё реже приходят резюме от людей, которые не понимают свою профессиональную идентичность и просто хотят делать что-то хорошее. Это суперценно. Фонд — это место, где можно кому-то помочь и проявить себя через это. Люди выбирают миллиард разных способов сделать что-то хорошее — от пожертвования до волонтёрства.
Смыслы нашей деятельности общечеловеческие, и если они поменяются, значит, с миром что-то не так. Это всегда такой разговор, который тянет на пафосный, но, мне кажется, если мы перестаём говорить про человека и его права на жизнь, на здоровье, то это уходит из повестки, из приоритетов совсем, теряется и забывается. Миссия «Дедморозим», которой я старалась следовать в своей работе — делать так, чтобы реальный человек и его жизнь оставались топ-темой для большой аудитории — читателей и подписчиков, жертвователей, чиновников.
Если амбиция и цель — изменить качественно жизнь людей, которые сталкиваются с какой-то проблемой, невозможно отодвинуть государство. Оно важный игрок, который влияет на правила жизни во всех сферах нашего существования. Государство и НКО во многом стали партнёрами, потому что понимают сильные стороны друг друга и научились их сочетать. Никого не удивляет, что представители некоммерческих организаций входят в советы, становятся участниками встреч, на которых принимаются решения. К фондам обращаются, когда нужно понимание какой-то проблемы, потому что у фондов есть прямой контакт с теми, кто столкнулся с трудной ситуацией. Диалог между органами гос.управления и НКО не всегда складывается. Его качество зависит от того, насколько стороны могут быть открытыми по отношению друг к другу и готовы принимать конкретные решения.
Мне иногда кажется, что и одной жизни не хватит, чтобы произошли те изменения в системе социальной поддержки и в человеческих судьбах, к которым стремится «Дедморозим». И потому, что многое происходит не так быстро, как хотелось бы, и потому, что в фонде работают достаточно амбициозные люди, которым интересны не только человеческие судьбы, но и масштабные дела. Но да, к счастью, есть задачи, которые совершенно точно решаются даже на протяжении девяти лет. Я видела, как в фонд приходит мама, которая не знает, что сделать, чтобы её сын жил дома с аппаратом ИВЛ. Девять лет назад единственным местом, которое она помыслила возможным для решения своей проблемы, оказался фонд из пяти сотрудников, разместившийся на втором этаже деревянного дома на улице Нытвенской. Я вижу, что сейчас, когда вообще появляется ребёнок на ИВЛ, его родным не надо идти в барак в Индустриальном районе. Система помощи понимает, что нужно делать для такого ребёнка. Все процессы организованы, и не только благодаря «Дедморозим». Это большая заслуга минздравов разных уровней и некоммерческих организаций по всей стране.
Для меня ценно, что это не только конкретные практические изменения, но и перемены в восприятии людей. Это как в истории про Рудничный: я уверена, что однажды отделения милосердия перестанут существовать, потому что будет очевидно, что это невозможное место для жизни маленького больного человека. Так же как сейчас становится очевидным, что человек не приговорён годами жить в реанимации, потому что дышит через аппарат ИВЛ. Он может быть дома или на даче. Учитывая, в каком интенсивном информационном поле мы живём, нельзя сказать, что эти изменения — только наша работа. Её делают многие фонды, врачи, чиновники, журналисты. Это объективно непростая работа, но совершенно точно одна из тех, на которую не жалко тратить жизнь. Потому что по её итогу многим людям становится видно, что они могут рассчитывать на поддержку и друг на друга. Что они обладают силой что-то делать,проявлять свои лучшие качества. По-моему именно так чудо становится частью повседневной жизни, а не чем-то, что вызывает удивление.
Беседовала: Ольга Дерягина